Закат североатлантической цивилизации?

Постановка вопроса

В последнее время учащаются голоса о заострении внутренних противоречий в современной западной цивилизации (иногда называемой «североатлантической»), подтвержающих её кризис и предвещающих её существенные видоизменения. Также учащаются и прогнозы о потере этой цивилизацией её современной монопольной политической и экономической гегемонии в мире и даже о конце её исторического пробега. Кроме того, в связи со всеми этими вопросами, часто говорится также и об отказе этой цивилизации от своих первоначальных истоков и начал (принципов).

Конечно, подобные рассуждения и утверждения являются, в той или иной мере, спорными. Кроме того, они одновременно затрагивают и много других смежных и не менее сложных вопросов. Например, само понятие «цивилизация» отнюдь не является простым вопросом, особенно в рамках русской историософии, уже давно широко употребляющей два схожих, но отнюдь не тождественных, выражения, и посему требующих своего перманентного определения: культура и цивилизация.

Да и понятие «современной цивилизации» тоже требует своего уточнения: Существует ли одна единственная современная цивилизация, или сегодня продолжают существовать несколько цивилизаций? Можно ли отождествлять современную глобальную (всемирную) цивилизацию с западной цивилизацией? Существует ли вообще «североатлантическая цивилизация» и какое место в истории она занимает? Откуда взялось само это название? Одновременно встает и вопрос о характере жизненных циклов или пробегов мировых цивилизаций и о их длительности в рамках истории.

Лишь после соответствующего минимального разбора и уточнения разных мнений по этим вопросам, можно перейти к анализу противоречий в рамках североатлантической цивилизации и к выяснению вытекающих из них возможных последствий.

В моей статье «Коренные противоречия западной цивилизации», опубликованной в «Русских тетрадях» № 5, в январе 2009 года, были отмечены некоторые основные мировоззренческие характеристики западной цивилизации, в своем развитии открыто проявившие заложенные в них противоречия. В настоящей статье делается попытка отметить разные теоретические попытки осмысления исторического характера цивилизаций и их классификации, а также кратко описать историческое проявление и развитие некоторых политических характеристик западной цивилизации.

Вопрос столетней давности

Кризис современной западной цивилизации разбирается уже давно. Эта тема стала особенно актуальной после публикации, 90 лет тому назад, известного двухтомного труда немецкого мыслителя Освальда Шпенглера (1880 – 1936) «Закат Запада» (Oswald Spengler, «Der Untergang des Abendlandes»). В свое время эта публикация вызвала своего рода сенсацию и многочисленные отклики. Однако, появление этого труда Шпенглера с самого начала сопровождалось и некоторыми недоразумениями.

В первую очередь, само название труда не всегда переводилось точно, ни по смыслу, ни буквально. Например, на испанский язык это название было переведено как «Decadencia de Occidente», что значит «Упадок Запада». В данном случае, слово «Запад» соответствует немецкому сложному слову «Abendland» («вечерняя страна»), но слово «упадок» значительно мягче, чем немецкий оригинал «Der Untergang» (заход, гибель, крушение). Получается впечатление, что в этом искаженном переводе названия просвечивает желание смягчить смысл главной идеи этого труда, а именно внушить мысль, что мы имеем дело лишь с упадком (временным) Запада, но отнюдь не с его закатом (окончательным), или даже гибелью. Перевод на русский язык еще более тенденциозен: «Закат Европы». Только, в данном случае, искажено не первое, а второе слово названия. Слово «закат» соответствует немецкому слову «Der Untergang», но географическое имя «Европа» отнюдь не соответствует слову «Запад» (Abendland, в немецком оригинале), ибо Европа имеет свой Запад и свой Восток. Один современный немецкий автор по этому поводу сказал: «Большая Европа... выходит за границы Западной». (Peter Schreiner. Кёльнский Университет, 2002.) Это искажение пытается внушить мысль, что не только Запад стоит перед своим закатом, но что вместе с Западом на закат обречен также и Восток.

Одновременно, как это часто происходит в современной цивилизации, вместо аргументов по существу, против той или иной концепции, в данном случае были пущены в ход агитационные намёки дискриминационного, иронического и даже дифамационного характера против самой идеи, выраженной в названии этого труда. Например, подчеркивалось, что этот труд «Закат Запада» был вызван поражением Германии в Первой Мировой войне в 1918 году, ибо он был издан сразу же после этой войны, в 1918-1922 годах. Однако, сам Шпенглер, в первом предисловии к первому изданию этого своего труда, указывает, что он его писал в течение десяти лет, то есть, что он его начал писать около 1908 года, когда Германcкая Империя («Второй Рaйх») еще была в расцвете своих сил.

Значит, вопрос о «Закате Запада» был поднят уже сто лет тому назад.

Сколько было цивилизаций в мире?

Приблизительно за пол века до Шпенглера, русский учёный Н. Я. Данилевский (1822 – 1885), впервые в современной науке, выдвинул теорию «самобытных культурно-исторических типов». Согласно Данилевскому, в истории человечества было, по крайней мере, двенадцать таких «культурных типов»: 1) Египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. Кроме того, он специально упоминает две докулумбийские культуры Америки, мексиканскую и перуанскую.

Данилевский особенно критикует идеологическую (не научную) тенденцию западноевропейской историографии подразделять всю историю человечества, в согласии со своей собственной историей, на древнюю, средневековую и современную. Он различает два типа культур: связанных между собой и, по-видимому, независимых. Интересно отметить, что таким различением Данилевский разрешает состоявшийся почти через один век после него диспут между Тойнби и Ортегой на эту тему. Можно предполагать, что если бы они оба были знакомы с научным трудом Данилевского, то эта их дискуссия была бы иной.

Данилевский приходит к заключению, что творческие фазы самобытных культурно-исторических типов иссякают, когда иссякают возможности дальнейшего специфического исторического продвижения каждой из них. Каждый культурный тип развивается, исходя из некоторых ему присущих принципов, которые он должен попытаться довести до их полного цветения. В этом отношении, культурные типы аналогичны «многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения – относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу». (Россия и Европа).

Таким образом, согласно Данилевскому, история человечества подвержена закону периодичности, ибо каждый культурный тип в действительности представляет собой один неповторимый исторический период. Кульминация или, вернее, период цветения каждого культурного типа, является апогеем соответствующего цикла. Однако, общий хронологический пробег каждого культурного типа не предетерминирован.

Предыдущая и последующая фазы, по отношению к культурному цветению, любой културы могут пересекаться и совпадать с фазами других культур, однако отличительный частный характер каждой культуры определяется ее апогеем («цветением»), каковой не совпадает и не может быть спутан с апогеями других культур. Кроме того, временное совпадение некоторых сегментов различных культурно-исторических типов не должно быть истолковано как поглощение одной культуры другой. Еще меньше можно проводить насильную классификацию отдельных этапов одной культуры в рамках этапов другой.

Шпенглер по-видимому не был знаком с этой теорией Н. Я. Данилевского. Он сам считает себя последователем Гёте и Ницше, и придерживается натуралистического и биологическего миропонимания. Он считает, что действующие в истории человечества культуры аналогичны живым организмам, а посему они тоже подвержены биологическим процессам роста, старения, упадка и смерти. Он предлагает схему «четырёх возрастов культур», основываясь на его анализе восточной, античной, арабской и западной культур. Эти четыре возраста соответствуют четырём временам года: Весна – это мифологическо-мистический период; лето – это начало философских рассуждений, развитие математики и рационалистическое обеднение религии; осень – это период веры в силу разума; зима – это материалистические концепции и скептицизм. Все исторические культуры морфологически аналогичны, а посему все они проходят через аналогичные периоды (фазы). Шпенглер насчитывает в человеческой истории всего десять таких культур (цивилизаций).

Приблизительно через два десятилетия после выхода в свет «Заката Запада», другой немецкий философ, Вальтер Шубарт (Walter Schubart, 1897 – 194?) продолжает анализ Шпенглера. Конечно, его труд «Европа и душа Востока» («Europe und die Seele des Ostens»), вышедший в 1938 году в Швейцарии, нельзя полностью сопоставлять с трудом Шпенглера, ибо последний был шире по своему содержанию и солиднее по анализируемому историческому материалу. Однако Шубарт вносит в разбор этих тем некоторые новые понятия и открывает новые горизонты, до него игнорированные.

Вместо «четырёх возрастов культуры» Шпенглера, Шубарт говорит о «четырёх эонах», или о «четырёх прототипах»: гармоническом, геороическом, аскетическом и мессианском. Воплощением прототипа гармонического человека в Западной Европе была «готическая эпоха», от XI до XVI века. Между 1450 и 1550 годами происходит переход в «прометеевскую эпоху», стоящую под знаком героического прототипа. Значит, согласно Шубарту, отдельные цивилизации, проходя через разные эпохи своего существования, меняют свой характер (прототип). Сегодня возвещается «иоанническая эпоха», несущая человеку мессианский прототип, считает Шубарт, и добавляет, что «Иоанническая эпоха» будет эпохой славян. Шубарт утверждает, что современная западная цивилизация принадлежит к «прометеевской эпохе», которую ждёт скорый конец. Переход западной цивилизации в «иоанническую эпоху» возможен только лишь при помощи, полученной извне её самой. В данном случае, единственным источником для такой потенциальной помощи сможет быть только лишь традиционная культура России, считает Шубарт.

Шубарт хорошо знал русскую культуру и, в частности, русскую философию и литературу. Будучи немцем, он женился на русской эмигрантке, что несомненно повлияло на расширение его культурного и исторического горизонтов. Его судьба трагична, как и судьба многих благонамеренных людей ХХ века. С приходом к власти в Германии Гитлера и нацистов, Шубарт был вынужден эмигрировать. Со временем он оказался в Прибалтике. Со приходом коммунистов к власти в Прибалтике, они предложили ему сотрудничать с ними. Вследствие его отказа, Шубарт был арестован, сослан и скончался в ссылке.

Практически одновременно с Шубартом, английский историк и эллинист Арнольд Тойнби (1888 – 1975) пишет свой десятитомный труд «Исследование истории» (Arnold Toynbee. A Study of History, 1934 – 1954), в котором он предлагает свою теорию истории. Он считает, что настоящими субъектами истории являются не отдельные народы, а цивилизации, или «большие общества»: «Областью понимания исторического иссследования не является ни национальное государство, ни всё человечество в целом, но некоторое человеческое сообщество, которое мы называем Обществом или Цивилизацией».

Тойнби насчитывает 19 таких цивилизаций, в течение всей истории человечества (хотя иногда он доводит эту цифру до 21 цивилизации). Из них сегодня еще существуют только пять цивилизаций: западная, восточно-православная, ислам, индийская и Дальнего Востока. Первые две цивилизации, западная и восточно-православная, согласно Тойнби, являются «отпрысками-близнецами» древней эллинской цивилизации. Причём, «западная цивилизация припёрла к стенке все другие современные цивилизации и запутала их в сетях своего собственного экономического и политического превосходства. Однако, она еще не лишила эти цивилизации их собственных отличительных культур. Как бы они не были понуждаемы, они еще могут считать своими свои собственные души». (Arnold J. Toynbee. Испанский перевод: Estudio de la Historia. Compendio I/IV. Alianza Editorial. Madrid 1971. P. 30.) Как видно, Тойнби считает, что «отличительные культуры» всех цивилизаций являются их «душами».

Перечень цивилизаций сделанный Тойнби полнее и реалистичнее других подобных перечней. Кроме того, необходимо отметить, что Тойнбы впервые включает в этот перечень также и «восточно-православную» («византийско-русскую») цивилизацию, и определяет её как «близнеца» западной цивилизации, ибо эти обе цивилизации являются «дочерними отпрысками» эллинской (древнегреческой) цивилизации. Однако, Тойнби выводит из этого заключение, что все цивилизации имеют «сыновнее» происхождение. Для подтверждения такого обобщения, Тойнби даже прибегает к очевидным натяжкам, в случае некоторых других цивилизаций. Кроме того, следуя в этом за Шпенглером, он считает, что хронологический пробег каждой цивилизации предетерминирован самой их природой.

Кризисы цивилизаций не вызваны их старением

Испанский философ Хозе Ортега-и-Гассет (José Ortega y Gasset, 1890 – 1955) посвятил указанному труду Тойнби серию 12-и больших публичных докладов в 1948-49 годах в Мадриде. Они были посмертно изданы, в одном томе в 360 страниц, под названием «Одна интерпретация всемирной истории. Вокруг Тойнби.» (Una interpretación de la historia universal. En torno a Toynbee. Madrid, 1960). В этих докладах, Ортега в основном соглашается с утверждением Тойнби, что история человечества по существу является историей «больших цивилизационных обществ», а не суммой историй отдельных народов. (Хотя иногда отдельные народы являются одновременно и цивилизациями, как это было в случае древней египетской цивилизации). Ортега также соглашается, что иногда одна цивилизация «сыновне» наследует другую, но он категорически отрицает, что это какой-то исторический закон и что это всегда обязательно так происходит. Ортега не соглашается и с предетерминированностью обязательных периодов развития цивилизаций и их хронологической продолжительности.

Ортега считает, что характер цивилизаций нам сегодня трудно исчерпывающе анализировать, ибо из всех существовавших доселе цивилизационных государств мы хорошо знаем начало и конец лишь одного из них, а именно Римского. Посему Ортега и делает центральной темой этой своей серии докладов анализ зарождения, развития и конца Римского государства. В результате такого своего анализа, бесподобного в историософии, Ортега приходит к заключению, что финальный кризис любой цивилизации всегда вызван предварительным кризисом верований её населения и расхождениями между верованиями населения и власть имущих, а не является автоматическим результатом её хронологического старения. В свою очередь, кризисы верований вызваны расколами в верованиях, которых не удалось преодолеть. Кризис верований автоматически ведёт к кризису политической легитимности и к потере авторитета власти, а затем и к окончательному коллапсу. (Этой теме посвящена глава «Теория легитимности в толковании испанского философа Ортеги-и-Гассет», в моей книге «Русская правда», вышедшей в 2011 году в Москве).

Интересно, что Ортега упоминает, в связи с этими своими мыслями, русского историка Михаила Ивановича Ростовцева (1870 – 1952), указывая, что этот «русский эмигрант» лучше всех понял главную реальную причину коллапса Римской Империи, ибо он считает, что этой главной причиной не были нашествия варваров ни экономический кризис, а иссякание творчества и предприимчивости ведущей элиты Империи.

Тойнби откликнулся на эту критику Ортеги, в своей статье, опубликованной уже после смерти Ортеги, в основанном Ортегой мадридском философском журнале «Revista de Occidente» («Журнал Запада»), в № 24, от марта 1965 года. Однако Тойнбы не вступает в дискуссию с Ортегой по существу затронутых тем, но признает, что критика Ортеги – это «пчелиный рой мыслей».

Признание наличия двух культур в Европе

Интересно, что, в этом же номере этого журнала, то есть почти сорок семь лет тому назад, также была опубликована и одна статья Збигнева Бжезинского, в которой он тогда, в 1965 году, предсказывает, за четверть века заранее, крушение коммунистического блока, крушения индуцированного Западом посулой материальных экономических благ и преимуществ, как он сам утверждает. Эта статья Збигнева Бжезинского, под заглавием по-испански «Una Europa hasta los Urales?» («Европа до Урала?»), также интересна признанием, что в Европе сосуществуют «Восток и Запад», и что эти две части Европы находятся в борьбе, каковая отнюдь не ограничивается идеологическим противостоянием коммунизму, но имеет культурно-геополитический характер, действительный и после падения коммунизма.

Бжезинский начинает свою статью словами Мао, хваставшегося в 1957 году, что «восточный ветер преобладает над ветром западным». Бжезинский отмечает, что в том же 1957 году был подписан в Риме договор о создании Европейского общего рынка: «Для новых отношений между Востоком и Западом было... важным зарождение новой Европы, до сих пор ограниченной своей западной частью, но которая уже является мощной экономической силой, способной вызывать с каждым днем всё большее политическое и идеологическое притяжение в странах по ту сторону Эльбы».

Бжезинский пишет, что идеологическим и экономическим последствием создания Европейского общего рынка было зарождение сомнения в «фундаментальном утверждении коммунистов, что им принадлежат ключи будущего». Хрущев был вынужден это частично признать своей доктриной сосуществования. Дальше Бжезинский отмечает политику Де Голля, направленную на «поглощение восточной Европы и России в увеличенном европейском сообществе», а также и ухаживание Де Голля за Китаем, «в надежде, что новое окружение России сможет вызвать в ней желание принадлежать к Европе». Затем Бжезинский отмечает будущую роль Польши, которая должна стать «жизненным звеном в будущем возвращении России к западной ориентации», в конечном итоге для создания «Европы до Урала». В этом месте Бжезинский и задает сорок семь лет тому назад свой вопрос: «привлекут ли китайцев советские владения за Уралом?».

Проекты «новой ассиметричной цивилизации»

25 лет спустя, другой испанский печатный орган влагает формулу Бжезинского о «Европе до Урала» также и в уста М. Горбачева, который во время прессконференции, данной им в Мадриде вместе с тогдашним президентом испанского правительства Гонсалесом, отметил, что Европа состоит (интегрируется) из территорий «от Атлантического океана до Урала». («АВС», 28.10.1990). Причем, оказывается, что на самом деле эта «интеграция» простирается до западных берегов США и Канады, то есть до Тихого океана и даже до Гавайских островов, ибо в совместной испанско-советской политической декларации тогда было указано о необходимости установления тесного экономического и политического сотрудничества между Испанией и СССР в планетарном масштабе и подчеркивалась конкретная необходимость построения «Новой Европы», с включением и активным участием в ней также США и Канады. Как отмечала тогда эта мадридская газета «АВС», сознание такой необходимости «атлантического продления» Европы доказывает, что на самом деле речь идет не только о Европе, а о «построении нового международного порядка».

Таким образом, это «атлантическое продление» строящейся «новой Европы» отодвигает её границы от 10-го до почти 160-го меридиана на запад от Гринвича (от Ирландии и Испании до Гавайских островов). Но на востоке эта «новая архитектура» останавливается на Урале, на 60-ом меридиане на восток от Гринвича. Налицо ярко выраженная асимметрия, в сто градусов, задуманной «новой европейской архитектуры»: от середины Тихого океана до Урала. Урал – это восточная граница «североатлантической цивилизации». Причём, это даже не только «североатлантическая цивилизация», а «северная атлантическо-тихоокеанская цивилизация». Для евразийской России в таком проекте нет места, ибо европейская Россия должна включится в Западную Европу, а русская Сибирь в Азию.

Конец истории или столкновение цивилизаций?

В конце ХХ века к теме мировых цивилизаций возвращается североамериканский политолог Самуэль Хантингтон (1927 – 2008), в его тогда сильно нашумевшей статье «Столкновение цивилизаций», в журнале «Foreign Affairs», в 1993 году. (Samuel Huntington. The Clash of Civilizations. Название этой статьи переведено на немецкий язык, как «Борьба культур», Kampf der Kulturen.) В этой статье Хантингтон по существу выступает против утверждения американского публициста Фрэнсиса Фукуямы в 1989 году, что «наступает конец истории», из за того, что «кончилась холодная война» и что в мире окончательно победила западная модель (либеральная демократия плюс капиталистическая экономика). Наооборот, Хантингтон считает (и поэтому предупреждает), что приближается период войн между мировыми культурами. Основные причины конфликтов впредь не будут иметь идеологического характера, и не будут вызваны соперничеством национальных государств в рамках одной культуры. Он считает, что «важнейшая причина войн будет иметь культурное определение», ибо самые выпуклые различия между культурами имеют религиозное, а не идеологическое происхождение. К тому же все идеологии сегодня практически потеряли актуальность. Легко превратиться из коммуниста в демократа, считает он, «даже можно быть одновременно полуфранцузом и полуарабом, но очень трудно быть одновременно полукатоликом и полумусульманином. Правда, национальные государства останутся и дальше сильнейшими актёрами на земном шаре, но принципиальные споры в мировой политике проявятся между группировками разных культур». Это столкновение цивилизаций или культур неизбежно, и в будушем оно будет господствующим в мировой политике. По всей вероятности, эти конфликты будут отличаться исключительной жесткостью, предполагает Хантингтон.

Хантингтон считает, что западная культура сегодня находится в борьбе со семью культурами: конфуцианской, японской, исламской, индусской, славянско-православной, латиноамериканской, и, возможно, африканской.

В данном случае, важно обратить внимание на то, что Хантингтон отделяет от западной культуры латиноамериканскую культуру. В Западной Европе в большинстве случаев еще считают, что Латинская Америка тесно связана с Западной Европой, являясь как-бы её продолжением, и что, в основном, у них общая культура. Например, Португалия и её бывшая колония Бразилия продолжают иметь хорошие родственные отношения, во многих аспектах. Однако, как видно, в Северной Америке так не считают. Когда в середине девяностых годов прошлого века Хантингтон посетил Буэнос-Айрес, он счёл нужным как-то смягчить такой разлад в мнениях. В одном из своих публичных докладов в Буэнос-Айресе, он тогда отметил, что культура Латинской Америки находится в процессе отпочкования от западноевропейской, и что этот процесс, по-видимому, уже зашёл далеко, так что вскоре можно будет считать латиноамериканскую культуру отдельной автономной культурой. Такое определение позволяет считать частично уместными оба мнения: что это еще одна культура, а также и что это уже две отдельные культуры. Однако, в США уже давно открыто считают, что латиноамериканцы – это отдельная, не «белая» («кавказская») расса, ибо в их полицейских и судебных информациях представители«испанского» или «латинского» меньшинства обыкновенно не включается в «кавказскую» категорию. Да и сам Хантингтон, незадолго перед своей смерью, заявил, что он смотрит пессимистически на будущее США, ибо их население вскоре перестанет быть в своем большинстве «WASP» (белым, англосаксонским и протестантским), ибо в значительной своей части станет «латинским», главным образом мексиканским.

Это очень важный момент, каковой необходимо до конца проанализировать. Хантингтон выходит из предположения, что в западную цивилизацию входят Западная Европа и тесно с ней связанные США и Канада, но не входит Латинская Америка. Однако, Латинская Америка тоже тесно связана с Западной Европой, но, согласно ему, уже не входит в западную цивилизацию. Значит, на лицо или разного характера связи, или это связи разных частей Америки с разными частями Западной Европы.

Такой анализ неизбежно заставляет вспомнить первое определение Данилевского: западная цивилизация это сложная цивилизация, ибо она является германо-романской цивилизацией. Латинская Америка более тесно связана с романской Западной Европой, в то время как США более тесно связаны с германской Западной Европой.

Это единственная сложная цивилизация (на первый взгляд двойная), из всех двенадцати цивилизаций (культурных типов), перечисляемых Данилевским. (Ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский культурный тип скорее говорит о хронологическом следовании разных исторических периодов одного и того-же древнесемитического культурного типа. Хотя седьмой и восьмой культурные типы Данилевского, греческий и римский, многие авторы сводят в один двойной культурный тип: греко-римский, который просуществовал полнокровно почти семь веков, в рамках двуязычного Римского государства, со времён включения в него Греции в середине второго века до Р. Х. и до середины пятогого века после Р. Х., когда Италия перестала быть двуязычной, согласно Ортеге.) Эта сложная западная цивилизация затем еще более усложнилась, в результате своего «продления» на американский континент, причем продления тоже сложного, ибо сегодня есть две Америки: англо-саксонская и латинская. Так что количество швов между всеми этими разными частями этой цивилизации тоже прибавилось.

Истоки и начала западной цивилизации

Арнольд Тойнби считает, что западная цивилизация окончательно проявилась в истории в 800 году, когда Карл, малограмотный король варварского королевства франков, объявил себя «римским императором», с согласия римского папы, но без согласия единственного легитимного и законного римского императора и Римского Сената в «Новом Риме» (Константинополе). Таким образом, формальное зарождение западной европейской цивилизации одновременно было и началом формального расхождения с восточной европейской (византийской) цивилизацией. (Однако, при этом нельзя упускать из виду, что подобные даты являются условными, ибо они лишь отмечают кульминационные моменты продолжительных и сложных исторических процессов. Например, уже в 776 году один англосаксонский автор называет государство франков «королевством Европы», а в 794 году один немецкий автор называет самого Карла «правителем всех христиан», gobernator omnium Christianorum, что несомненно было грубым преувеличением, но с очевидными идеологическими и геополитическими претензиями, с тех пор характеризующими Запад.)

Эта новая западная цивилизация была результатом симбиоза двух элементов: германских варварских этний с остатками романизированного населения и римской цивилизации в бывших римских западных провинциях. Такая двойственность виднее всего проявлялась в двойственности западного публичного права: германское «салическое» обыденное право стало сосуществовать с сохранившимися остатками римского права на бывших римских территориях. Первые франкские короли обращались к своим войскам на двух языках: на франкском диалекте германского и на гальском диалекте средневекового романского (латинского) языков. Однако это была вдвойне сложная двойственность.

Германский элемент этой новой цивилизации отнюдь не был однородным, ибо он состоял из многих этний. Сперва вступили на сцену истории готы, которые поначалу своим появлением поставили под угрозу Восточную Римскую империю, но вскоре были не только укрощены, но и частично приобщены к греко-римской цивилизации этой Империи. Они получили свои территории и стали «федератами» (союзниками) Империи. Как таковые, они приняли участие в строительстве Нового Рима (Константинополя). Будучи крещенными, они со временем присосединились к арианской ереси, а затем двинулись в Западную Европу, куда они принесли с собой снова римские законы, вошедшие в первый западноевропейский свод законов, так называемый «Римский закон вестготов», или «Конспект Алариха». Заняв Испанию, как вестготты, они установили там первые испанские княжества (королевства). В борьбе с арианством этих вестготов, не признававших Божественную природу Христа, местные старые христиане Испании, на поместном Соборе в Толедо в 589 году, прибегли к неудачному аргументу: Божество Христа, якобы, подтверждается Его властью посылать Духа Святого. Так появилось самовольное, неудачное и неправильное добавление к Символу Веры, в том смысле, что Святой Дух исходит от Отца «и от Сына» (Filioque), хотя в Евангелии и в Символе Веры этих слов нет, а любые добавления к Символу Веры были запрещены Третьим Вселенским Собором.

Тем временем, соседнюю с Испанией Галлию (тоже бывшую римскую провинцию) завоевала западногерманская этния франков. Франки отнеслись благоприятно к изменению Символа Веры, направленному против их врагов вестготтов. Однако, Римские Папы поначалу этого самовольного изменения не хотели утверждать, но, со временем, франкские «императоры» их заставили это сделать, окончательно с 1015 года.

Аргентинская мыслительница и философ (швейцарского происхождения) Кармен Бальсер высказала предположение, что «подправляя» Символ Веры, франки претендовали объявить православный Восток еретическим, и, следовательно, Православную Империю – нелегитимной. Так был заложен не только идеологический, но и психологический фундамент для претензий на монопольную исключительность Западной Европы, а затем и всего Запада, включая Америку, на политическую легитимность. Тогда эта претендуемая исключительная легитимность имела монархическую лжеимперскую окраску, а сегодня она стала демократической. Можно предполагать, что такое предрасположение к собственной исключительности стало одной из психологических причин западного центризма и мировоззренческого фундаментализма, в том числе и геоцентризма, в Византии и в России не игравшего большой роли. Таким образом, легитимность становилась монополией одного лишь Запада. Вот где лежат истоки этого начала ложного превосходства западной цивилизации и её приверженности к идеологическим манипуляциям и к политическим интригам, чтобы оправдать свое самопровозглашенное превосходство. Это и есть одно из прирождённых начальных противоречий западной цивилизации, сегодня уже значительно исчерпавшего свои преимущества.

Одновременно, другая германская этния – лонгобардов – вторглась в Северную Италию и завоевала Равеннский Экзархат (Наместничество), являвшийся частью Византийской Империи. (Византийскими провинциами в Италии еще были Сицилия, Апулия и Калабрия, а сам город Рим с окрестностями считался византийским Воеводством). В 750 году король лонгобардов Астольф оккупировал Равенну, столицу этого византийского Экзархата в Италии, а в 752 году начал экономическую войну против Рима. Папы Римские испугались вторжения лонгобардов, угрожавших также и Риму, и обратились за помощью к франкам. В 753 году папа Стефан II заключил союз с франками против лонгобардов. В 754 году папа короновал королями вождей франков Пипина Короткого и его сыновей Карла и Карломана, дав им всем также имперский титул «римских партициев». (Так как дарование этого звания являлось прерогативой императоров, историки спорят, были ли даны эти титулы по поручению императора, или же это было нововведением, с претензией папы на право самовольно давать светские государственные титулы.) Франки ворвались в Италию, и в том же 754 году король лонгобардов капитулировал. Папы требовали, чтобы отобранные у лонгобардов территории не были возвращены Византийской Империи, а были переданы во власть им. Франки обещали, но затем, после победы над лонгобардами, своего обещания полностью не выполнили, передав Римским папам лишь часть бывших византийских территорий. Так возникла территория папского государства, называемого «Ватиканским», по имени дворца папы в Риме.

После смерти Пипина, королем франков стал Карл, который, после заточения, а затем и смерти своего брата Карломана, прибыл в 774 году в Рим, где папа его крестил. В этом же году было ликвидировано королевство лонгобардов, а сам Карл 17 июля 774 года впервые упротребил титул «короля франков и лонгобардов и римского патриция» (Rex Francorum et Langobardorum atque Patricius Romanorum). Юридически это обозначало включение в государство франков не только прежних владений лонгобардов, по праву выигранной войны, но также и незаконное включение в это королевство территорий, принадлежащих Империи, до этого оккупированных лонгобардами. Причем, такое присвоение имперских территорий сопровождалось также и парадоксальным (и незаконным) присвоением имперских титулов. Все это при соучастии папы, в надежде, что все имперские территории в Италии будут переданы в полное владение (а не только в церковную юрисдикцию) римскому патриархату.

Возможно, что какую-то роль в этих процессах сыграла также и иконоборческая ересь, которой подпали в те времена некоторые византийские императоры, в то время как римские папы сохраняли православные позиции в этом вопросе. Однако, после того, как иконоборческая ересь была осуждена в 787 году на VII Вселенском Соборе в Никее, антивизантийская позиция франков от этого никак не изменилась. Их поместный собор во Франкфурте в 794 году даже осудил постановления этого VII Вселенского Собора, опровергнувшего эту ересь. Значит, дело было не в ереси, а в неприятии всего восточного, хотя затем это объяснялось неумением франков правильно перевести эти соборные постановления с греческого языка на латынь. История показывает, что нельзя преодолевать серьезные исторические затруднения искусственным созданием новых проблем.

Присвоение Римской церковью политической власти над имперскими византийскими территориями обозначало нарушение имперского конституционного и одновременно церковного Закона о Симфонии, императора Юстиниана Великого. Одновременно, оно повлекло за собой изменение церковных территориальных юрисдикций в рамках Империи. Многие грекоязычные церковные территории в Италии (в Апулии, Калабрии и Сицилии) и на Балканах до этого входили в юрисдикцию Римского Патриархата, хотя их церковные обряды имели восточный характер. После захвата этим Патриархатом имперских территорий в Северной и Средней Италии, его церковная юрисдикция в провинциях, оставшихся в рамках Империи, была им потеряна и перешла к Константинопольскому Патриархату. Это было весьма горьким результатом для Рима, долгое время игравшим большую роль в политике Ватикана, пожалуй и до наших дней. Сицилия, Апулия и Калабрия были вскоре завоеваны папскими союзниками норманнами, а их грекоязычное православное население было в течение нескольких веков «латинизировано», с помощью феодальной системы. Значительная же часть территорий на Балканах остались православными. Православное население Албании, после сильного сопротивления, было отуречено, а «малый остаток» православных албанцев эмигрировал в Италию, где до сих пор сохраняет свою православную епархию. Высказывались предположения, что альянс между США и Ватиканом во времена папы Иоанна Павла II предусматривал поддержку ватиканских интересов на Балканах со стороны США и НАТО.

В 778 году папа Адриан обратился с письменной просьбой к королю франков, чтобы он полностью исполнил свое promissio (обещание) и дал папе все обещанные территории. Свое письмо папа Адриан сопроводил ссылками на подложный документ, якобы выданный императором Константином Великим в IV веке римскому папе Сильвестру. Согласно этому подложному документу, Константин Великий своим имперским правом якобы дал папе «вселенский примат». (Такое утверждение весьма интересно, ибо подтверждает учение Четвертого Вселенского Халкидонского собора, что «престолу ветхаго Рима прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град». 28-ое правило этого собора, содержащее это определение, долго не признавалось Западной Церковью.) Константин Великий якобы дал папе еще знаки императорского достоинства и суверенитета, а также «город Рим и провинции, места и города Италии». Римский клир получал права и привилегии римского сената, а сам император Константин покидал Рим и переходил в Константинополь, чтобы «глава христианской церкви» имел власть земного императора (imperator terrenus potestatem)».

Однако, такие сложные юридические монтажи и конструкции тогда «престолу ветхаго Рима» не помогли: франки оставили за собой большую часть бывших имперских территорий в Северной Италии, завоеванных лонгобардами (до сих пор называющихся «Ломбардией»), хотя и папе тоже дали кое-какие имперские территории, на которых и было впервые провозглашено Ватиканское государство.

Так было положено начало другому западному началу, а именно, что любой международной ситуации, созданной насильно, включая и территориальные перекраивания, можно придать внешний вид международного права, с помошью юридических и псевдоюридических деклараций, монтажей, конструкций и даже подлогов, ибо цель оправдывает средства, как сказал Николо Макиавелли. Фридрих Великий этот принцип выразил краткой формулой: Сперва пошлите войска, а затем призовите юристов, чтобы они нашли оправдания для действий войск.

Причем, такие оправдания могут быть не только натянутыми или даже ложными, но и просто абсурдными, лишь при условии, чтобы они имели внешнюю юридическую форму. Например, так называемое «отлучение» Константинопольской Православной Церкви, провозглашенное в 1054 году германским легатом римского папы (от имени папы, к этому моменту уже скончавшегося), содержало ложное обвинение этой Церкви во всех бывших до этого ересях. Однако, это «отлучение» было лишь частью более широкого исторического монтажа и началом длинной цепи «свершающихся фактов». Дело в том, что к тому времени, в Западную Европу ворвалась еще одна германская волна – норманнских морских пиратов. Эта волна опустошила почти всё, что еще оставалось в Западной Европе, особенно её прибережные территории. Новое Ватиканское государство довольно быстро вошло в своего рода союз с этой новой варварской волной.

«Drang nach Osten»

Через пять лет после инцидента 1054 года происходит крутая перемена в папской политике на юге Италии. Папа признает завоевания норманскими пиратами византийских провинций на юге Италии: Апулии, Калабрии и Сицилии, в то время бывших православными и грекоязычными. В 1071 году византийский город Бари, куда были перенесены из города Миры Ликийские, в византийской Малой Азии, греческими монахами мощи Святого Николая Угодника, был оккупирован норманнами. В 1082 году норманны впервые пытаются высадиться в византийском порту Дураккиум (сегодняшнее Дураццо в Албании), из которого начиналась известная римская дорога Виа Эгнатиа в Салоники и в Константинополь. С тех пор албанское направление по традиции продолжает быть одним из излюбленных вариантов антиправославной агрессии Запада, как и вплоть до наших дней на Косове. Это было первое проявление главного исторического комплекса Западной Европы, упорно продолжаемого всеми лжекрестоносцами всех времен. Гитлер с удовлетворением отмечает в «Майн кампфе», что германская нация в течение тысячи лет принимала участие в этом «устремлении на Восток» («Drang nach Osten»).

Через 12 лет после римского «отлучения» Константинополя, в англосаксонской Британии, находившейся в хороших отношениях с Константинополем (где даже были англосаксонские отряды императорской гвардии), тоже высадилась норманнская экспедиция, которая затем её и завоевала.

Одновременно тогда же, в 11-ом веке, формулируется недвусмысленно доктрина этого «Дранга»: папа Григорий VII Хильдебрандт (1073 - 1085) провозглашает: «Неверных мусульман надо предпочитать православным христианам», каковых он называет «непослушными сыновьями Церкви». В 1096 году начинается первый «крестовый» поход Римской Церкви. В 1100 году провозглашается учреждение «латинских» феодальных государств в Сирии и Палестине, население каковых тогда еще было в своем большинстве православным.

Через столетие, четвертый «крестовый» поход, вместо того, чтобы направиться в Святую Землю, вдруг поворачивает в сторону Константинополя и путем вероломной измены захватывает его в свои руки, в день Страстной Пятницы 1204 года. После основательного разграбления всего города, кощунственного осквернения его храмов и святынь и массовых убийств его мирного населения, лжекрестоносцы провозглашают в Константинополе свою собственную так называемую «Латинскую Империю» и своего собственного «латинского патриарха». Значительная доля награбленного попадает в руки Венецианской Республики, на чьих судах лжекрестоносцы были доставлены в Константинополь. В числе награбленного добра было около ста тысячь книг и манускриптов, которые со временем станут одним из источников для западного Возрождения.

Именно в течение этих полутора веков, от разрыва с Православием в 1054 году и до насильственного захвата Константинополя в 1204 году, намечаются контуры так называемого «нового мирового порядка», покоящегося в основном на двоевластии франков (то есть французов и германцев, сегодня ведущих Европейский Союз) и норманнов (сегодня англо-американцев), в постоянно меняющихся союзах с папством римским, при двуличном отношении к мусульманскому миру. Причем, крайне жестокое отношение «крестоносцев» к мусульманскому населению в Палестине уже тогда вызвало ответное ожесточение, до сих пор сказывающееся в отношениях между Западом и мусульманским миром.

В основанном в Святой Земле, в результате первого «крестового» похода, «Иерусалимском Королевстве» начинает действовать с 1118 года новый военно-религиозный орден Тамплиеров (Храмовников). Он стал так называться, ибо расположился на месте разрушенного Иерусалимского Храма, где братья Храмовники, якобы, вели поиски скрытого под ним в недрах земли Ковчега Завета и других принадлежностей Храма царя Соломона. Через два века этот орден распускается папой Римским, а его члены арестовываются по приказу короля Франции, на основании обвинений в ереси, но он так или иначе продолжает свое существование, иногда под видом других орденов, в Англии, Шотландии, Прибалтике, Испании, Португалии и Швейцарии, а также и уходит в конспиративное подполье. Этот орден Тамплиеров несомненно оказал сильное влияние на дальнейшее развитие Запада. В частности, Тевтонский орден Меченосцев, имевший устав Храмовников, уже тогда, «устремился на Восток» и был переброшен с Ближнего Востока к самим границам Росссии, якобы для нашего «просвещения».

Через 38 лет после разграбления Константинополя, тевтонские лжекрестоносцы устремились грабить также и Новгородскую Русь, пользуясь почти одновременным нашествием татар, открывая этой агрессией длинную цепь западных агрессий, вторжений и попыток изменить исторический путь России. Святой Благоверный Великий Князь Александр Невский отвратил тогда, в 1242 году, на Ледовом побоище, эту двойную беду от России и сорвал первую (но далеко не последнюю) попытку Запада просветить нас и приобщить к своим структурам. (В наступающем 2012 году исполняются 400-летие и 200-летие двух изгнаний из России двух таких агрессивных нашествий). Это тоже одно из западных начал: маниакальное стремление к включению всех в свои собственные структуры. Это начало сегодня тоже уже исчерпало себя почти полностью.

Сложная амальгама трёх амальгам

Таким образом, западная цивилизация является сложной амальгамой в основном трёх амальгам: римской, франкской и норманнской.

Римская амальгама является результатом отхода Римской Церкви от Православной Вселенской Соборной Церкви, в результате искушения властью, на которое указал Ф. М. Достоевский, в «Легенде о Великом Инквизиторе» в «Братьях Карамазовых». Интересно, что Достоевский при этом указывает ту же самую дату, что и Тойнбы: восемь веков до 16-го века. Достоевский влагает в уста Великого Инквизитора, в 16-ом веке, утверждение, обращенное к самому Спасителю, что «мы давно уже не с Тобою, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад, как мы взяли от него (от "страшного и премудрого духа") Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными». Инквизитор упрекает Спасителя, что Он отказался пойти на три искушения «страшного и премудрого духа», поклониться ему и получить власть над всем миром, при «всемирном соединении» (экуменизме?). Для этого «мы должны будем лгать», – говорит Великий Инквизитор. Амальгама римской духовной власти с земной властью привела к необходимости меняющихся союзов с очередными мирскими властителями, сперва с франками, затем с норманнами, и, наконец, уже в современной истории, с разными силами, как во времена папы Иоанна Павла II.

(Однако, нельзя считать, что все Римские папы автоматически подпали под искушение, о котором говорит Достоевский, хотя возможно, что это искушение потенциально довлело над многими епископами Рима, после раскола с Православием и после отхода от доктрины о Симфонии св. Юстиниана Великого, затем включенной и в Номоканон. Кроме того, Достоевский вообще и не упоминает римских пап, а влагает эти слова в уста «Великого Инквизитора», каковой должности каноны Христианской Церкви вообще и не предвидят.)

Франкская амальгама в своих истоках состояла из западногерманских племён франков, алеманов и других германских этний с романизированными галлами. Первое франкское государство называлось «Франкенрайх», которое затем было разделено на восточное «Остфранкенрайх» (Германия) и западное «Вестфранкенрайх» (Франция, которая до сих пор по-немецки называется «Франкрайх»). Эта амальгама, как и все прочие, не всегда была особенно устойчивой, и в ней повторно возникали военные конфликты. В свою очередь, вторичная амальгама римской амальгамы с франкской амальгамой тоже перманентно оборачивалась конфликтами, начиная с отлучения германского императора Генриха IV от Римской Церкви и его последующего хождения на покаяние к римскому папе в Каноссу в 1077 году. Апогей этого разлада произошёл во время тридцатилетней войны в Европе, между её католической (в основном романской) и протестантской (в основном германской) частями. Заключенный в 1648 году, в результате этой войны, Вестфальский мир, положил начало своеобразному «статус кво» и внутреннему равновесию сил в Западной Европе и практически является до сих пор «политической конституцией» западной цивилизации. Однако установленная этой конституцией религиозная двойственность постепенно обернулась отказом от всякой религиозности, с помощью идеологических суррогатов, сегодня уже полностью себя исчерпавших.

Норманнская амальгама сумела в значительной мере обособится от франкской и от римской амальгам, хотя, начиная с первых «крестовых» походов и до наших дней, она соучаствует с ними в совместных акциях. Однако, сегодня её «атлантическое продление» в Северной Америке не смогло избежать социологических конфликтов с «латинскими» соседями, в данном случае не отделённых морями. Кроме того, её ничем неумеряемые геополитические и экономические претензии глобальной гегемонии неумолимо заводят её в системные тупики, которых она до сих пор не в состоянии избегать, без отказа от своих собственных начал.

Заключительная фаза противоречий?

Юридическое оформление большинством стран принадлежащих к западной цивилизации в 1949 году «североатлантического договора», с одновременным созданием «Организации североатлантического договора», можно считать, в большой исторической перспективе, началом новой (заключительной?) фазы современной североатлантической цивилизации. После того, как первоначально публично объявленные политические цели этой организации практически перестали существовать, её единственной оставшейся целью является быть своего рода вооруженной рукой этой цивилизации. Многое говорит о том, что эта цель на самом деле и была с самого начала главной.

Таким образом, на лицо как будто большой успех: впервые за тысячу с лишним лет, практически все страны и народы этой цивилизации (и некоторые другие, с натяжкой к ней причисленные), составляющие это «большое общество», по словам Тойнби, оказались в рамках одной общей организации, к тому же признанной, как таковой, всеобщей всемирной глобальной организацией Объединённых Наций, и при этом не имеющей сегодня эквивалентных конкурентов в мире.

Однако, оказывается, что у этой цивилизации, находящейся в апогее своего исторического бытия, и у этой её силовой организации, сегодня больше уже нет ничего нового, что можно было бы предложить остальному миру (да и себе самим), для разрешения старых и новых глобальных проблем. В основном в её распоряжении остаются лишь её старые издёрганные принципы и начала, которые частично были выше упомянуты. Заложенные в них с самого начала противоречия сегодня уже очень трудно игнорировать.

Идеологические модели западной цивилизации, в первую очередь либерализма и социализма, полностью себя исчерпали и не поддаются никакой реанимации, даже с помощью создания их новых вариаций. Это относится и к экономической и к политической проекции этих идеологий.

Стремление западной цивилизации к перманентному прогрессу, материалистически понимаемому главным образом как бесконечный экономический рост, сегодня угрожает будущему всего человечества. Загрязнение природы, истощение природных рессурсов Земли, повреждение климата на всей нашей Планете, экологические катастрофы во всем мире, срочно требуют пересмотра этого постулата. Да и в рамках самой экономики всплыло немало роковых противоречий, как это подтверждают вызванные ими современные глубокие и почти непреодолимые экономические кризисы.

Например, постулат абсолютно свободных рынков, особенно финансовых, никак не вяжется с авторитарной (и частично засекреченной) регуляцией самой важной цены самого важного товара современной цивилизации: процентов за деньги. Причём, в рамках североатлантической цивилизации, сегодня сосуществуют два противоположных критерия о том, сколько вообще нужно выпускать денег, кто это должен делать и в согласии с какими параметрами. Кроме того, сегодня некоторые чисто государственные функции денежной эмиссии делегируются неотзывно получастным корпорациям, как и право на контроль и оценку кредитоспособности.

Некоторые цивилизации имели свои собственные характерные денежные знаки. Например, эллинская цивилизация славилась своей афинской драхмой, которая долго пользовалась всеобщим доверием в Древнем Мире, ибо качество и количество содержащегося в ней благородного металла принципиально никогда не деградировались. В последние времена Римской Империи её монета постоянно обесценивалась, увеличивающимся добавлением дешевых металлов в её сплав, для того, чтобы можно было увеличивать её эмиссию, что автоматически вызывало инфляцию. Император Диоклециан, отнюдь не плохой администратор, безуспешно с ней боролся, даже путём смертных казней. Лишь император Константин Великий положил конец этой инфляции, введением новой хорошей золотой монеты – солидум, затем в течение многих веков бывшей лучшей монетой в мире.

Сегодня в североатлантической цивилизации намечается раскол в её принципиальном отношении к денежным знакам. В её западноевропейской половине, в большинстве стран превалирует социологический консенсус, предпочитающий, чтобы потребление было ниже производства, дабы разницу можно было аккумулиривать в виде сбережений, что равносильно временному частичному откладыванию имеющихся возможностей потребления, на случай будущих непредвиденных нужд. Посему, денежные знаки, в которых должны выражаться эти сбережения, не должны обесцениваться, по крайней мере не более, чем процентная ставка за простые вклады в сберкассы, чтобы не терять своей отложенной покупательной способности. Именно этот императив защиты сберегателей (то есть практически демократического большинства) и является категорическим социальным императивом в этой половине этой цивилизации, выраженный прямо или косвенно в её законодательстве и даже в некоторых её конституциях. Например, Центральный Европейский Банк обязан стремиться удерживать инфляцию в своей сфере Западной Европы немного ниже двух процентов в год. Однако в североамериканской половине этой цивилизации, и в некоторых западноевропейских странах, превалирует тенденция к потреблению, превышающему собственное производство, с помощью широкого пользования кредитами и, следовательно, с помощью задолжания, систематически увеличивающегося. (Например, недавно публичный долг США достиг 15 биллионов долларов, то есть размера годового ВВП этой страны. Частные долги населения США в своей сумме даже превышают этот публичный долг.)

В последнем случае, обесценивание денежных знаков выгодно должникам (государству и населению), при условии, чтобы это обесценивание не было слишком большим и не имело большой летучести, чтобы не отпугнуть от продолжительного держания этих знаков. (Например, при средней годовой инфляции в 4 процента, через десять лет все долги автоматически снижаются приблизительно на одну треть, ибо теряют одну треть своей покупательной способности. При инфляции в 7 процентов в год, через десять лет долги теряют половину своей покупательной способности.) Если у таких хронически обесцениваемых денежных знаков не будет конкурренции, их можно выпускать без покрытия, в размере их акцептирования сберегателями, ибо у таковых нет другого выхода. Тем более, если эти знаки одновременно являются также и международной валютой, в которой хранятся валютные запасы центральных банков и населения других стран. В результате, получается, что сберегатели и держатели такой валюты в конечном итоге частично оплачивают чрезмерные потребления хронических должников. Именно такой финансовый порядок современного капитализма ведёт к «основному бедствию западной цивилизации, а именно к общему стремлению постоянно расходовать больше, чем производить и зарабатывать», как сказал в ноябре сего 2011 года председатель Центрального Комитета немецких католиков Глюк.

Вот в чём заключается реальное значение появления новой западноевропейской монеты: евро является альтернативой для доллара, причём альтернативой, чья эмиссия заведомо и принципиально ограничена законом, в противоположность доллару. Причем, появление этой новой валюты затрудняет помещение дальнейших эмиссий прежней монопольной валюты и ограничивает её держание в качестве валютных запасов. Возможно, что это и является одной из причин современных международных финансовых кризисов.

В результате, сегодня можно наблюдать столкновение этих двух современных кардинальных экономических тенденций: тенденции к росту потребления, неумолимо ведущего к росту необходимости получения кредитов и к росту аккумулирующихся долгов, и тенденции к иссяканию источников для этих кредитов. Это столкновение происходит не только между разными странами, но также зачастую и в рамках одной отдельной страны. Например, на недавнем национальном съезде Социалистической партии Германии, её главные лидеры требовали в своих заключительных выступлениях «больше денег для детей и больше денег для стариков», но до этого они выступали против повышения налогов. Однако, повышать расходы без повышения приходов автоматически ведёт к повышению долгов, что, в свою очередь, запрещено Конституцией Германии, согласно одной недавно принятой конституционной поправке. (Эту поправку немцы называют «Schuldenbremse», «тормоз долгов», и требуют её введения во всех странах Европы). Оплачивать же расходы эмиссией денег тоже запрещено Конституцией и практически невозможно, ибо эмиссию может производить только лишь независимый Европейский Центральный Банк.

При этом, рост долгов требует их своевременного обесценивания, тем или иным способом, из-за практической невозможности их полного погашения, что в свою очередь затрудняет получение кредитов. Одновременно происходит борьба между двумя разными современными концепциями эмиссии денег. С точки зрения должников, эти эмиссии должны быть практически неограниченными, чтобы обеспечить любую нужду в кредитах и в их бесконечных обновлениях. С точки зрения кредиторов, эмиссия денег должна быть строго ограниченной, дабы не разжижать стоимости уже выпущенных денег, данных в кредит.

Длительная эволюция таких противоположных тенденций чревата многими последствиями. Даже можно высказать предположение, что это один из швов будущих более глубоких расхождений, а затем и перестроек «нового мирового порядка» в какой-то «новейший» (многополюсный и многовалютный?) порядок.

Политические системы Запада сегодня деградировались до одной единственной монопольной партийной системы. В этой системе видны лишь оффицианты, но не видно закулисных поваров, конспиративно готовящих блюда, которые эти официанты затем публично разносят и подают. Партийная система сегодня почти полностью заменила земскую систему территориального представительства, с которой началась парламентарная система английской монархии в 1265 году и которая лежала в основе еще более ранней русской новгородской вечевой системы (в рамках каковой было учреждено Русское Государство в 862 году), а затем и системы Земских Соборов русской монархии с 1550 года.

Вместо земского представительства, современная политическая система североатлантической цивилизации основывается на идеологической сегментации общества, что облегчает участие закулисных факторов в реальной политической власти и манипуляцию государственными структурами. Кроме того, эта партийная система является фильтром, который не пропускает к государственной власти никого, кроме партийных ставленников. Когда наступают серьезные кризисы, эта система часто оказывается негодной, в том числе и из-за отсутствия компетентных кадров, причём она сама не предвидит таких моментов и необходимых чрезвычайных мер для исправления дел. Да и её старые оперативные методы и приёмы, хорошо разработанные и много раз отрепетированные, сегодня уже выработали у их жертв некоторый иммунитет.

Посему, в последнее время приходится всё чаще прибегать к запасной системе современной западной демократии: вместо выборов по партийным спискам, инсценируются уличные манифестации, тщательно подготовленные и синхронизированные сетью «неправительственных организаций», конспиративно финансируемых. Эти манифестации затем широко раздуваются и дальше подстрекаются средствами массовой информации, с целью вызвать т. н. «цветные» (красные, коричневые, розовые, оранжевые и т. д.) перевороты, для смены неугодной власти, независимо от её происхождения и легитимности.

Даже значение «демократических выборов», которым раньше придавался некий ритуальный характер, сегодня зачастую зависит от приговора никем не выбранных средств массовой информации, на подобие жреческих толкований высказываний одурманенных пифий, в древности. Возводимые при этом обвинения в разнообразных нарушениях избирательных процессов вызваны отчасти самой системой выборов по общим спискам (в Латинской Америке называемых «простынями»). Поместные выборы по отдельным избирательным округам были бы гораздо прозрачнее, а выбранные на них местные «народные представители» были бы действительно таковыми, а не партийными клакерами, чьи кандидатуры не были публично выдвинуты ни народом ни народом выбранными учреждениями, и которые обязанны голосовать в парламентах не по воле народа, а по указке партийных «боссов». Именно в этом противоречии современной западной демократической выборной системы кроется причина увеличивающегося отчуждения политических и бюрократических государственных структур от народа, от имени какового эти структуры формально действуют. В этом отношении, современная западная демократия в принципе сильно отстает от афинской, римской и новгородской демократий.

Самое глубокое противоречие современной североатлантической цивилизации вызвано её отступлением от своих собственных религиозных, духовных и нравственных начал, которое, в свою очередь, вызывает деградацию установленных педагогических систем, что затем ведет к общей социальной деградации. С целью оправдания этой апостасии, был придуман идеологический аргумент «безрелигиозности» западной цивилизации, на её современном историческом этапе. Однако, если бы это было действительно так, эта цивилизация перестала бы быть таковой, ибо до сих пор все бывшие в истории цивилизации имели те или иные религиозные фундаменты и корни, с их соответствующей религиозной символикой. Современная подспудная подмена в Западной Европе её исконных христианских символов, первоначально объединявших Запад и Восток Европы, древними дохристианскими символами, иного религиозного значения, находится в глубоком противоречии с принципом свободного демократического выбора собственных верований и с принципом гласности (публичности) такого выбора.

Восточноевропейская православная цивилизация всегда принципиально придерживалась конституционного постулата Константина Великого, содержащегося в одном его царском указе жителям восточных провинций Империи: в вопросах веры «каждый должен придерживаться велений своего сердца».

Три вида цивилизаций

Теорию «самых больших идеологических сверхсистем всех цивилизаций» разработал великий русский ученый Питирим Александрович Сорокин (1889 -1968), основоположник русской и североамериканской социологий, изгнанный в 1922 году большевицкой властью из России. (В США его считают «отцом североамериканской социологии»). Вместо «четырёх прототипов» Шубарта, Питирим Сорокин сводит все цивилизационные типы к трём «самым большим идеологическим сверхсистемам»: идеациональной, идеалистической и чувственной. Эти «сверхсистемы» определяются в зависимости от их отношения к «конечной природе настоящей действительности и настоящей ценности», ибо «проблема конечной природы настоящей действительности и настоящей ценности является крайней и самой общей проблемой мысли».

«Идеациональные» культуры исходят из предположения, что настоящая действительность и настоящая ценность имеют свои корни в сверхчувственном и сверхрациональном бытии, то есть в Боге, любой религии. (Эти культуры можно было бы также назвать «трансцендентными»).

«Идеалистические» культуры считают, что настоящая действительность и настоящая ценность бесконечно разнообразны, обладая частично идеациональным и частично сенсориальным характером. (Эти культуры можно было бы назвать также «смешанными» или «интегральными»).

«Сенсориальные» (чувственные) культуры имеют своей предпосылкой, что настоящая действительность и настоящая ценность имеют исключительно чувственный характер и, что вне ценностей и вне действительности, воспринимаемых нашими чувствами, не существуют иные ценности и иная действительность. (Эти культуры можно было бы назвать также «материалистическими» или «имманентными», пользуясь в этом последнем случае терминологией итальянского марксистского мыслителя Антония Грамши).

Сорокин считает, что эллинская (греческая) цивилизация до V века до Р. Х. была «идеациональной», в V веке «идеалистической», а с IV века до Р. Х. до III века после Р. Х. «сенсориальной». Затем она снова, с принятием христианства, становится «идеациональной». Подобные исторические наблюдения Сорокин распространяет и на другие культуры (египетскую, китайскую, индийскую и т. д.).

Западная культура, согласно Сорокину, до XIV века включительно была «идеациональной», в XV веке была «идеалистической», а с XVI века стала сенсориальной и материалистической, главным образом «капиталистической».

Однако, подобные определения относяться лишь к большинству культурных проявлений цивилизаций, но отнюдь не ко всем. Например, подчеркивает Сорокин, было бы совершенно неверно считать, что все составляющие элементы современной западной культуры на все 100 процентов являются «капиталистическими». «Капитализм является лишь одной из многих подсистем большой сенсориальной северхсистемы, которая стала господствовать над западной культурой в течение последних веков». (Pitirim A. Sorokin. Society, culture and personality, глава XXXIX).

В результате, Сорокин приходит к важному заключению: «Во всей истории человеческой жизни, культурные системы и сверхсистемы имеют периоды роста и упадка. Вопреки мнениям Шпенглера и других авторов, многие системы и сверхсистемы переживают различные периоды роста и упадка».

Значит, говоря о «закате», необходимо пояснять, имеется ли ввиду вся цивилизация, как таковая, или лишь её современный период. В последнем случае, цивилизация продолжает существовать, но меняет свою сверхсистему, в последнее время господствовавшую над ней. Меняет она эту сверхсистему именно для того, чтобы не «закатиться» вместе с ней. При удачной перемене даже может произойти возрождение такой цивилизации.

Однако, при этом нельзя забывать, что «возрождение» предполагает память о своем первоначальном «зарождении». Россия еще помнит свое зарождение, но Запад уже стал его забывать, причём забывать преднамеренно и систематически, а также и расписываться в этом.

Марияно Грондона, один из самых известных политологов Аргентины, в своей недавно вышедшей книге «La construccion de la democracia» («Построение демократии») пишет:

«Спасение находится у русских, понимаемых, в данном случае, как противоположность советским. Почему? Потому что только им, несогласным, боровшимся в самом сердце материалистического тоталитаризма, чтобы спасти послание духа, удалось сохранить связь с христианством и с греками. На Западе, наше благоденствие нас размягчило».

№9. Буэнос-Айрес, декабрь 2011 года

Комментарии