Черкесы и государство Феодоро
На территории, принадлежавшей когда-то князьям Феодоро, сохранилось множество топонимов, указывающих на пребывание в горном Крыму черкесов. Среднее течение Бельбека называлось до недавнего времени Кабарта (Кабарда). Нагорье между Бельбеком и Качей - Черкес-Тюз. (1) Недалеко от Мангупа располагалось село Черкес-кермен.
В последние годы возникла гипотеза об адыгском происхождении, правившей в Феодоро династии, которая становится все более популярной (2). Попробуем проанализировать имеющиеся у нас факты о черкесском присутствии в княжестве Феодоро и выяснить, какую роль сыграли черкесы в истории этого государства.
Для начала стоит четко разграничить используемые в историографии термины. В средневековых документах при описании тех или иных событий, происходивших в Северном Причерноморье, часто используются два близких, но не тождественных между собою этнонима: «готы» и «геты».
Готией (Gotia) называют юго-западный горный Крым – владения господ Феодоро и южнобережные колонии генуэзцев. Обитатели этих земель именуются «готами» (gottos), а правители государями Готии (domino Gotie или Goticorum).
С другой стороны, когда речь идет об обитателях Зихии или Черкессии, их зачастую называют «гетами», используя формы geticus, Geticorum.
О возможной путанице, связанной с близким написанием этих этнонимов предупреждал еще автор первого капитального труда по истории Крымской Готии А.Васильев. В частности, по мнению этого автора в подложном письме императора Трапезунда Давида Великого Комнина герцогу Бургуднии под «народами гитов и аранов» (natio Githorum et Aranorum) следует понимать не крымских готов и алан, а кавказских черкесов (зихов – джигов- гитов – гетов) и кавказских же алан (3). Мало кто сомневается и в том, что 17 пиратов – гетов (getici), захваченных возле Керченского пролива и казненных генуэзцами в 1454 году были черкесами (4).
Несмотря на призывы к бдительности, сам А.Васильев пал жертвой этой путаницы, внеся в список правителей Феодоро некоего «гетского государя» Уздемороха. (Usdemoroch...domino Gethicorum) (5). Позже это ошибочное отождествление стало одним из краеугольных камней теории о черкесском происхождении правившей в Феодоро династии.
Как имя Уздеморох, в котором содержится указание на принадлежность к черкесской аристократии («уздень»), так и титул domino Gethicorum указывают на то, что это был зихский (черкесский) князь, не имевший к Крымской Готии никакого отношения. Следует отметить, что еще предшественник А.Васильева, Ф.Брун указывал на то, что Уздемороха с уверенностью можно считать земляком правителя Копарио (на восточном берегу Азовского моря) Парсибеком, «Dominus Coparii Parcibech», прозываемого Jehticus или Geticus, с которым генуэзцы в 1455 году заключили договор о найме солдат (6).
Сейчас, спустя более, чем 130 лет после выхода в свет труда Ф. Бурна настала наконец-таки пора восстановить историческую справедливость, вычеркнув загадочного Уздемороха из списка правителей Феодоро и вернув на родину в Зихию, где и находилось его княжество.
Вторым аргументом сторонников черкесской версии происхождения правителей Феодоро является тот факт, что Молдаво-немецкая летопись называет жену Стефана Великого Марию Мангупскую «черкешенкой». Интересующий нас фрагмент звучит следующий образом, под 6979 (1472) годом:
«В том же самом году в месяце сентябре 14 дня привезли воеводе Стефану княжну из Мангупа по имени Мария; она была черкешенкой, и он имел с ней двух дочерей» (7).
Но стоит ли в данном случае рассматривать летописное свидетельство как указание на этническую принадлежность правившей в Феодоро династии или «черкешанка» в данном случае просто прозвище? Чтобы ответить на этот вопрос нам надо обратиться к фигуре еще одного владетельного князя из Северного Причерноморья, которого нередко называли черкесом. Речь идет о правителе синьории Матрега Захарии де Гвизольфи.
Гвизольфи происходили из Генуи, но уже в XIII веке подобно Поло и другим итальянским купеческим семьям, приобрели капиталы и влияние на Востоке. Первый известный представитель семейства Бускарелло де Гизольфи, выходец из знатной генуэзской семьи, купец и дипломат, служивший монгольским ильханам Ирана в конце XIII — начале XIV века. Бускарелло неоднократно ездил в Европу с дипломатическими миссиями. В 1289 году ильхан Аргун отправил его послом к папе Николаю IV (1288—1292), Филиппу IV Французскому (1285—1314) и Эдуарду I Английскому (1272—1307). Главная задача посольства — получить поддержку европейских государей для завоевания Сирии и Палестины. Хотя Бускарелло предпринял для реализации этого плана большую дипломатическую активность католическо-иранский союз так и не стал реальностью. Он умер около 1317 года, оставив сына Аргуне де Гвизольфи, названного так в честь монгольского ильхана, возлагавшего на христиан столь большие надежды. Племянник Бускарелло Коррадо де Гвизольфи также был весьма заметной фигурой в восточной дипломатии.
Важную роль семейство Гвизольфи играло в Северном Причерноморье. В 1467 году один из его представителей Калочеро стал консулом Кафы. Другой Гвизольфи - Манфердо в 1429 году был консулом Чембало. Однако нас больше всего интересует ветвь семьи, которая обосновалась на Таманском полуострове. Центром синьории Гвизольфии стал город Матрика - так генуэзцы называли важный торговый порт на территории современной станицы Тамань Темрюкского района Краснодарского края.
В древности здесь находилась греческая колония Гермонасса, основанная в VI веке до РХ. Позже на ее месте возник город Таматарха. После разгрома Хазарского каганата в 965 году киевским князем Святославом Игоревичем город перешёл под власть Руси, став столицей русского Тмутараканского княжества. В конце XI века князь Олег Святославич Черниговский, находившийся в ссылке в Константинополе, расплатился с византийским императором за свое освобождение землями княжества, которые, после того как русский князь занял Черниговский престол, перешли к его жене византийской аристократке Феофании Музалон. На протяжении всего XII века византийские авторы говорили о стране зихов или матархов (т.е. черкесов) как о части Византийской империи. Конечно же, речь не могла идти о внутренней Черкесси, владеть которой византийцы никогда не стремились, а исключительно о районах Таманского полуострова, прилегавших к Таматархе (8).
Посла захвата Византии крестоносцами в 1204 году Таматарха попала под власть местных, судя по всему, адыгских князей. Об одном из этих князей, привившем около 1235 году мы знаем что, хотя он и его народ «называли себя христианами» и имели греческих священников и книги, князь имел целый гарем из ста жен. Про подданных этого правителя сообщается, что «они головы бреют совсем, а бороды отращивают с известным щегольством, исключая людей знатных, которые в знак благородства оставляют немного волос над левым ухом, обрив всю голову» (9). Арабский писатель Ибн-Саид около 1270 года называет владетеля Таматархи «малик» (арабск. «царь», «король») и сообщает, что он самостоятельно правит городом (10).
Таматарха была центром православной епархии. С XIII века она получила статус митрополии. Ее предстоятели регулярно фигурируют в документах Вселенского патриархата XIII-XIV веков. Последний Зихо-Матрахский митрополит «преосвященный» Иосиф упоминается в 1396 году (11). С XIV века православное влияние постепенно уступает место католическим миссионерам. В 1346 году Таматарха, которую генуэзцы называли Матрегой или Матрикой, стала центром католического архиепископства. Первым главой нового диоцеза стал рукоположенный в Риме черкесский аристократ Иоанн Зих.
Выходцы из семьи Гвизольфи, укрепившись в столь важном центре как Матрега, стали в некоторой степени преемниками русских Тмутараканских князей, контролировавших торговый путь из Крыма в приволжские степи. О первом синьоре Матреги Джованни де Гвизольфи известно мало. Его сын и преемник Симоне де Гвизольфи в 1424 году заключил договор с генуэзской колониальной администрацией, согласно которой Матрега признавала ее власть (12). Для подкрепления династических прав на Матрегу Симоне удалось устроить брак своего сына Винченцо на Бика-канон, дочери адыгского князя Берозоха (13). Сын Винченцо Захария вступил на престол в 1446 году после смерти Симоне. Биография Захарии – этого знатного генуэзского авантюриста - настолько важна для понимания процессов, которые происходили в Крыму во второй половине XV, что весьма интересно вкратце осветить некоторые этапы его бурной политической карьеры.
Молодому князю пришлось столкнуться сразу с несколькими тяжелыми испытаниями. Летом 1454 года в Черном море появился турецкий флот. Гигантская по тем временам флотилия из 56 судов во главе с Демир-Кяхьей, несколько дней неудачно осаждала Монкастро (Белгород-Днестровский), после чего отправилась к побережью Кавказа, где предала огню и мечу город Севастополис (в окрестностях современного Сухуми). Отсюда турки двинулись в Керченский пролив, и их корабли в течение нескольких дней стояли на рейде Воспоро (Керчь) (14). За ними с ужасом могли наблюдать жители Матреги. Но первый поход турецкой эскадры в Северное Причерноморье был скорее жестом устрашения в отношении местных правителей, а также рекогносцировкой местности на будущее.
Спустя три года, в Матреге произошло восстание населения против генуэзского владычества, поддержанное адыгскими князьями. Генуэзцы укрылись в цитадели, которая была захвачена восставшими. Позже, однако, князь Кадибельди великодушно позволил Захарии управлять Матрегой, с условием, что тот будет признавать его сюзеренитет (15).
В мае 1462 года послы валашского господаря Влада Цепеша, искавшего союзников в борьбе против турок, посетили Матрегу (16).
Впоследствии Захария вступил в конфликт с генуэзской метрополией в Кафе. Чувствуя себя независимым князем, он построил собственную таможню и начал взыскивать сборы, с каждого, проходившего мимо его владений судна. После протеста консула Кафы Грегорио Рецца Гвизольфи направил тайное письмо крымскому хану Хаджи Гераю, в котором предлагал заключить союз, собрать совместное войско и атаковать Кафу. Письмо было перехвачено генуэзскими властями, а сам Гвизольфи арестован и заключен в тюрьму в Солдайе (17). Следствие по делу Захарии длилось три года, но, в конце концов, его благополучно отпустили домой в Матрегу, где он и правил до завоевания генуэзских владений османами.
В 1475 году османские силы обрушились на Северное Причерноморье. Кафа сдалась через несколько дней осады, далеко не исчерпав всех возможностей сопротивления. Захват этой первоклассной крепости развязал руки командующему османской армией Гедик Ахмед Паше. Он отрядил часть своих войск на Таманский полуостров и в Приазовье, где были захвачены Матрега, Копа, Тана и другие замки и поселения, расположенные на побережье. В Копе в ходе осады города погиб местный черкесский князь (18). Подробностей осады Матреги мы не знаем. Османские хронисты отделываются лаконичными замечаниями о том, что после захвата Кафы османские войска направились на другой берег Черного моря, где завоевали «крепости Азак и Япу-керман, дойдя до самой Черкесии» (19).
Но углубиться во внутренние районы Черкесии войска Гедик Ахмеда не решились. Вскоре после их ухода османская власть на завоеванных территориях рухнула. Согласно автору «Истории дома Османов» Ибн-Кемалю, в 1479 году туркам пришлось совершить еще одну экспедицию в Черкесию, где они повторно взяли такие города как Копа и Анапа. Предоставим слово османскому хронисту:
«По приказу государя-завоевателя мира, люди победоносного войска прошли горы, во множестве пересекли Чёрное море и достигли страны черкесов. В этой стране каждый день храбрецы своими острыми мечами снимали головы мятежникам, тщетно боровшимся против газиев; изрубив на куски тех нечестивцев, бросали их на съедение воронам; опустошив находящиеся на побережье области, хлынули в тот край подобно океанской волне. В каждом селении страны черкесов пленили по 50-100 красавиц, обратили в рабство множество пленников. Пришедшие в ту страну храбрецы неожиданно нанесли удар, устроили охоту, собрав добычу. Захватив Кубу, которая является одной из знаменитых крепостей, со всеми окружающими землями, разгромили владения черкесов, очистили саблей ту страну, уничтожив бунтовщиков. Присоединив к Кубе также и Анабу, уничтожили врагов, испытывавших ненависть к находившимся в тех краях сыновьям ислама и татарам. С покорением указанных краев, вырвав у мира неверных много областей, возвысили в тех краях знамя истиной веры Мухаммеда. Для поднимающихся на газават та земля стала передним краем...» (20).
После османского вторжения 1475 года или повторного похода в Черкесию в 1479 году Захария де Гвизольфи попробовал вернуться на родину – в Геную. Но молдавский господарь Стефан захватил его и заключил в замок, после чего дал возможность вернуться обратно на Тамань, где борьба против турок еще не закончилась.
Возвращение Менгли Герая в Крым и смерть грозного султана Мехмеда II (1481) вселили надежды на то, что борьба его наследников позволит христианам вернуть утерянные территории. Два потерявших свои владения генуэзских аристократа Захария Гвизольфи и Андреоло Гуаско стали главными фигурами заговора против османского владычества в Северном Причерноморье. Через Андреоло Гуаско Менгли Герай сообщил в Геную об антитурецких настроениях христианского и мусульманского населения полуострова. Согласно плану нового антитурецкого блока, предполагалось атаковать османскую Кафу одновременно с моря и с суши (выслав в Крым войско из Польши). Для переговоров с крымским ханом в Газарию выехали два агента Лодизио Фиески и Бартоломео Фрегога. Как следует из написанного в декабре 1481 года на греческом языке письма Менгли Герая генуэзцам, хан вполне благожелательно воспринял идею совместного антитурецкого выступления (21).
Захария де Гвизольфи, в свою очередь, планировал собрать беженцев из захваченных турками земель и начать боевые действия против османов на Тамани. В письме, написанном в августе 1482 года в Геную, Захария сообщал, что вокруг него собралось около 180 семейств из числа жителей бывших генуэзских колоний. С этими людьми он намеревался выступить для восстановления своих прав в надежде на поддержку Менгли Герая. При этом он просил 1000 дукатов для выплаты неким «готским синьорам» (signori Gotici). Деньги были необходимы, чтобы удержать этих синьоров на своей стороне. (22). Скорее всего в данном случае речь шла о «гетах»-адыгах, хотя не исключено, что среди «готских синьоров» могли быть и бывшие подданные правителей Феодоро, бежавшие на Тамань после османской аннексии Крыма
Но, вопреки ожиданиям, смена султана не повлекла кризиса в Стамбуле. Что касается крымских генуэзцев и их возможных сторонников из числа готских и черкесских «синьоров», то они, скорее всего, погибли в Восточном Крыму, при попытке вступить на занятую османами территорию (23). В 1482-84 годах османы уничтожили последние очаги сопротивления в Черкесии, а также нанесли поражение Стефану Молдавскому. В Северном Причерноморье наступила 300-летняя эпоха турецкого господства.
Захария де Гвизольфи, чьи планы на возвращение Матреги рухнули, обратился к великому князю Московскому Ивану III с просьбой о переходе на русскую службу.
Впервые 3aхapия направил письмо московскому правителию в 1483 году через купца Гаврилу Петрова, побывавшего в Крыму. Великий князь написал следующий ответ: «Божиею милостью, великий осподарь русския земли, великий князь всея Руси Иван Васильевич... Захарие Евреянину. Писал к нам еси с нашим гостем с Гаврилом Петровым о том, чтобы ти у нас быти. И ты бы к нам поехал. А будешь у нас, наше жалование к себе увидишь. А похочешь нам служити, и мы тебя жаловати хотим, не похочешь у нас быти, а всхочешь от нас в свою землю поехати, и мы тебя отпустим добровольно, не издержав» (24).
Письмо это не дошло до 3ахарии, о чем государевы дьяки в посольских книгах сделали следующую запись: «Сякова грамота послана была в Кафу, к Захарье к Скарье, к жидовину, с золотою печатью, с Лукою с подьячим, с князем Василием вместе; а Скарьи тогды в Кафе не было, был в ту пору за морем, и Лука ту грамоту назад привез» (25).
В 1486 году Захария во второй раз обратился с просьбой о переезде в Москву через купца Сеньку Хозникова. Иван III 18 октября 1487 года выдал послу в Крыму Дмитрию Шеину еще одну грамоту на имя Захарии Евреянина, в котором обещал ему беспрепятственный проезд через Москву на родину, и жалованье, если тот захочет остаться на великокняжеской службе (26).
Не успело посольство Дмитрия Шеина отправиться в Крым, а Захария в июне 1487 года из Копы через Богдана-армянина передал еще одну челобитную в Москву. Написана она была «латинским письмом», и Захария сообщал, что уже дважды писал великому князю. Он писал, что может отправиться с «некими малыми людьми» и просил проводника, который должен обеспечить его безопасность. В русском переводе грамоты фамилия отправителя передана искаженно как Захария Гуил Гурсис (вероятно от Giexulfis). После получения этого письма в последующих документах Захарию уже называют не «евреянином», а «таманским князем».
Иван Васильевич в третий раз, в марте 1488 года, посылает милостивое приглашение Захарии (через того же армянина Богдана) и одновременно с тем пишет послу Дмитрию Шеину, дабы он отрядил из своей свиты татарина, «которого пригоже, чтобы: того 3axapию проводил ко мне». Одновременно великий князь просит царя Менгли-Гирея послать в Черкесию к Захарии двух татар, которые «знают дорогу полем из Черкас в Москву» (27).
В сентябре 1488 года московский посол Мичура Доманов и житель Кафы Данилко отправились к «Захарье, князю Таманскому» с сообщением о том, что проводники будут ждать его с Пасхи до Петрова дня в устье Миуса (28). Но поездка Захарии в Москву опять сорвалась.
Как сообщил в своем донесении в мае 1491 года князь Ромодановский, Захарья, которого он называет «черкесом», не смог выехать на встречу проводникам. В назначенный день он прислал сообщение, что началась «смута у них великая» и что «человек Захарья тяжел, семья велика, подниматься ему надобно тяжело». Ромодановский полагал, что Менгли Герай мог быть взять Захария к себе на службу из дружеских чувств к Великому князю, но не в состоянии этого сделать из-за османского султана, так как «царю…турському Захарья великий грубник»(29).
Видимо все это время Захария находился где-то в Черкесии, на землях неподвластных Османской империи, так как в Стамбуле не простили ему активного участия в проектах, направленных на свержение турецкого владычества в Северном Причерноморье.
Несмотря на это, Менгли Герай решил использовать дипломатические таланты оставшихся в Крыму генуэзцев и привлечь их на свою службу. Выходцы из колониальной империи Газарии владели латынью, а также хорошо знали европейские политические дела, поэтому не удивительно, что крымский хан стремился использовать их в качестве дипломатов. Чтобы облегчить жизнь своим новым подданным, он выделил им село Сююр-Таш (Острый камень), недалеко от Бахчисарая. Здесь итальянские колонисты пользовались правами самоуправления, получив ярлык и высокий статус сипахов Крымского хана. Они имели свободу вероисповедания, и в Сююр-Таше был построен католический храм Святого Иоанна. Захария Гвизольфи стал первым Сююрташ-беем (30).
В документах сохранились упоминания о том, что подобно другим татарским беям Захария получил свою часть дани – «поминок», которую платило Крымскому ханству Великое княжество Литовское. В одном из литовских документов его в очередной раз называют «черкесом» (31).
В апреле 1500 года Захарья по прозвищу «Фрязин» (то есть итальянец), который раньше жил в Черкесии, получил еще одно приглашение от московского князя, однако престарелый владетель Матреги уже нашел пристанище при дворе крымского хана (32). Последний раз среди крымских князей Захария упоминается в 1505 году. После этого беем документы называют уже его сына Винченцо (Вицента), крымского дипломата, которого хорошо знали в Центральной Европе.
Итак, хотя Захарию неоднократно называют «черкесом», нет никаких оснований, сомневаться в том, что он – выходец из знатной генуэзской семьи Гвизольфи, которая за два с половиной столетия, оставила заметный след на Востоке. Среди подданных и родственников Гвизольфи были адыги, а сам он по материнской линии мог считать себя наследником черкесских князей. Видимо, именно поэтому в течение почти двух десятилетий с момента аннексии Матреги турками до принятия крымского подданства он находил убежище в Черкесии. Возможно ли, чтобы правящая в Феодоро династия, подобно Гвизольфи заключила династический союз с черкесскими князьями, и кто из последних мог претендовать на роль союзников феодоритов?
Недавно опубликованный документ из Государственного архива Генуи проливает свет на вопрос взаимоотношений правителей Феодоро с адыгскими князьями. Из направленного кафинской администрацией донесения протекторам Банка Святого Георгия от 5 мая 1460 года мы узнаем, что господин Лусты (Алушта) Бердибек, который приходился братом владетелю Готии Кейхиби, выступал посредником на переговорах между крымским ханом Хаджи Гераем и правителем Кремука Биберди. При его посредничестве хан и черкесский князь договорились о встрече в Воспоро (Керчь), однако в назначенный день Биберди на встречу не явился. Разгневанный Хаджи Герай приказал схватить Бердибека и, получив согласие его брата – правителя Готии, казнить (33).
Кремук – адыгское феодальное княжество, которое часто встречается в письменных источниках второй половины XV века. Венецианец Иосафат Барбаро в своем свидетельстве, которое относится к 50-м годам XV века, сообщает о нем следующее:
«Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря, то через три дня пути вглубь от побережья встретится область, называемая Кремук. Правитель ее носит имя Биберди, что значит «богом данный». Он был сыном Кертибея, что значит «истинный господин». Под его властью много селений, которые по мере надобности могут поставить две тысячи конников. Там прекрасные степи, много хороших лесов, много рек. Знатные люди этой области живут тем, что разъезжают по степи и грабят, особенно [купеческие] караваны, проходящие с места на место. У [здешних жителей] превосходные лошади; сами они крепки телом и коварны нравом; лицом они схожи с нашими соотечественниками. Хлеба в той стране много, а также мяса и меда, но нет вина»(34).
Биберди был значимой фигурой среди черкесского нобилитета. Когда в 1471 году Кафа оказалась на грани вооруженного конфликта с князем Копы, направленный в Зихию кафинский посол Кавалино Кавалло, вел переговоры не только с непосредственным правителем Копы Белзебуком, но также с Биберди и Петрозоком, князем Зихии (35). Еще раз имя Биберди упоминается в документах, связанных с делом другого князя Копы Парсабока, который в 1473 году, получив строительные материалы от одного кафинского купца, построил себе замок. Генуэзские власти попытались натравить Биберди и других адыгских князей на Парсабока, утверждая, что его усиление угрожает выгодам генуэзской торговли и спокойствию Зихии. Чем завершилась интрига кафинцев, неизвестно. Скорее всего, окончательную точку в конфликте поставила османская армия в 1475 году, аннексировавшая как Кафу, так и Копу – владение князя Парсабока. Но Кремуху удалось сохранить свою самостоятельность и после турецкого нашествия.
Вскоре на княжество обрушилась еще одна напасть. В 1486 году воинственные фанатики-газии иранского шейха Хайдара вторглись на Северный Кавказ, обрушившись на земли, принадлежавшие христианам: аланам и черкесам. Главным их лозунгом был: «Смерть христианам!». «Всюду, где они не находили христиан, они умерщвляли их, невзирая (на то, кто они) – женщины или мужчины, дети или взрослые», - сообщает Иосафат Барбаро. Геноцид христианского населения продолжался, пока газии не достигли областей Тетракоссы и Кремука. Объединенные черкесские отряды нанесли захватчикам жестокое поражение, так «что из их сотен едва спаслись двадцать человек, позорно убегая в свою страну» (36).
Следующее хронологическое свидетельство о Кремуке принадлежит Джорджио Интериано (вторая половина XV – начало XVI века). Он сообщает о черкесах следующее: «Живут они деревнями и во всей стране нет [ни одного] города или укрепленного стенами места, а их самое большое и лучшее поселение — это небольшая долина в глубине страны, называемая Кромук, имеющая лучшее местоположение и более других населенная. Они исповедуют христианскую религию и имеют священников по греческому обряду. Крещение же принимают лишь по достижении восьмилетнего возраста, и крестят у них по нескольку человек зараз простым окроплением святой водой, причем священник произносит краткое благословение. Знатные не входят в храм до шестидесятилетнего возраста, ибо, живя, как и все они, грабежом, считают это недопустимым, дабы не осквернять церкви, по прошествии же этого срока, или около того времени, они оставляют грабеж и тогда начинают посещать богослужение, которое в молодости слушают не иначе, как у дверей церкви и не слезая с коня»(37).
В книге Жана Батиста Тавернье приводится изображение резиденции черкесского князя с подписью Cumuhio regio, что также интерпретируется как указание на Кремук.
Где находился Кремук из источников не совсем ясно. Наиболее убедительной кажется локализация этого владения в среднем течении Кубани и примерно в районе современного Майкопа. Известный отечественный исследователь В.А. Кузнецов связал с ним расцвет Белореченской курганной культуры. По мнению исследователя Белореченская церковь, открытая в 1869 году, была главным духовным центром Кремука. Георгий Пиуперти, владыка Минилии, чье богатое захоронение найдено в храме, вполне возможно тождественен князю Кремуха Биберди генуэзских источников (38).
Полагают, что топоним Кремук происходит от Кемиргой (Темиргой) (адыгское КIэмыргуей). Расселение кемиргоевцев вполне соответствует географической локализации Кремуха. Не исключено при этом, что Кремук в период своего расцвета (в третьей четверти XV века) включал не только область, позже известную под этим названием, но также большую часть Западной Черкесии вплоть до побережья Азовского моря. В последующие десятилетия в результате уступок земель другим адыгским субэтносам и другим народам, территория княжества значительно сократилась, однако и в более поздний период княжеская власть здесь была наиболее развитой в Черкесских землях. Правители Кемиргоя Болотоковы до XIX века носили титул «князь князей» (39).
Обращает на себя внимание и то, что правитель Лусты, брат князя Феодоро, не только выступал посредником на переговорах с правителем Кремука. Его сын, получивший по наследству Алушту с 10 окрестными поселениями, упоминается в генуэзских источниках под именем Дербиберди или Биберди, т.е. носит то же самое имя, что кемиргоевский князь (40). Все это заставляет предположить, что господа Феодоро могли иметь родственные связи с правителями Кремука. Известно, что черкесские аристократы с охотой отправляли своих родственниц в гарем турецкого султана, выдавали замуж за ханов и принцев из династии Гераев и генуэзских аристократов. Дочь кабардинского князя Темрюка Мария стала женой Ивана Грозного. Тем более кажутся вероятными браки кемиргоевских княжон с правителями-единоверцами из Крымской Готии.
Наше предположение о возможности заключения династического и военно-политического союза Феодоро и Кремуха подтверждают и некоторые археологические находки.
Наиболее известный топоним, отражающий пребывание черкесов во владениях господ Феодоро – Черкес-кермен, что в переводе означает Черкесская крепость. Такое название до 1944 года носило село, расположенное недалеко от «пещерного города» Эски-кермен. Над селом возвышаются остатки средневекового укрепления известного как Кыз-куле («Девичья башня»). С трех сторон территория городища замкнута вертикальными обрывами высотой 15-20 метров и только с юга оно соединено с частью плато, на котором расположено, узким перешейком. По нему к въездной башне ведет вырубленная в скале дорога шириной 2.5 метра. Раскопки укрепления не дали ничего впечатляющего. Оно датируется временем существования государства Феодоро (XIV-XV вв.) и может считаться феодальным замком. Не территории укрепления находился христианский храм с глинобитным полом и захоронениями внутри(41).
Самое интересное открытие, связанное с этим небольшим замком сделал М.Я. Чореф. На высоте около 2 метров от подножия въездной башни на камне восточной стороны арки внешнего проема ее ворот исследователь обнаружил несколько тамгообразных знаков различной конфигурации. Проанализировав расположение и внешний вид этих знаков, исследователь пришел к выводу, что совершенно особое место среди них по тщательности вырубки занимает расположенная горизонтально лунарная сигма в закругленными концами. Наиболее близкие аналогии этому знаку ученый увидел в родовых тамгах Кемгуй (кемиргоевцев), в частности в тамге кемиргоевского князя Бедрук Болетоко. На основании этого был сделан вывод, что в XV-XVI веках башня Кыз-Куле составляла часть укрепления, принадлежащего кемиргоевским князьям. Другие знаки могли быть вырезаны в честь побывавших здесь представителей других черкесских племен и родов, среди которых возможно: Шумнук (бжедухи), Соншок (бесленеевцы), Жаноковы, Етаухъ (кабертай), Джанаби (абазинцы)(42).
Другая местность, само название которой заставляет нас искать в ней черкесские следы это Кабарта – как называлось среднее течение реки Бельбек. Здесь над селом Голубинка (Фоти-Сала) располагалось укрепление Пампук-кая. В ходе раскопок этого укрепления был обнаружен необычный для Таврики комплекс керамических сосудов и глиняный штамп с солярным знаком. Ближайшие аналогии подобного рода изделиям археологи находят на территории Кавказа (43).
Именно в Фоти-салу в 1602 году переселилась генуэзская колония из Сююр-Таша. Известно, что к этому моменту крымские генуэзцы были почти полностью ассимилированы черкесами, придерживались их обычаев и традиций (44). Возможно, переселение в Голубинку произошло, в том числе и потому, что местные жители также испытали сильное черкесское влияние.
Предметы материальной культуры и захоронения, схожие с кавказскими обнаружены также в Сюйреньской крепости, Алустоне, Фуне, Кучук-Ламбате, Чембало и на Мангупе (45).
С одной стороны, такое обилие находок могло бы говорить о массовом переселении адыгов на земли княжества Феодоро. Однако в турецких налоговых ведомостях, составленных через несколько десятилетий после османского завоевания Крыма ни в одном из этих населенных пунктов черкесские общины не значатся, при том, что черкесские кварталы зафиксированы в Азаке, Тамани и Кафе (46). Большие этнические группы не исчезают и не ассимилируются так быстро. Поэтому более правомерным кажется вывод не о массовой миграции адыгов в пределы княжества Феодоро, а о привлечении правителями Готии на службу адыгских аристократов с дружинами. В первую очередь из Кремука, с которым феодориты могли заключить военно-политический и династический союз.
Черкесы славились как бесстрашные воины, кроме того, с крымскими готами и аланами их роднила православная вера. Известно, что администрация Кафы заключала с зихскими князьями конвенции о найме солдат. Генуэзцы расплачивались с ними деньгами, выплачивая жалованье. Правители Феодоро, в свою очередь, могли жаловать черкесским аристократам замки с подчиненными им селами. Анализ списка населенных пунктов, где найдены предметы адыгской материальной культуры, показывает, что все это приграничные укрепления княжества Феодоро. Вполне закономерно, что здесь – в самых опасных местах, где можно было ожидать вторжения неприятеля, размещались адыгские гарнизоны. Исключение составляет столица Феодоро. На Мангупе адыгские воины могли составлять гарнизон столицы и гвардию правителя Феодоро, а их командиры входить в военно-политическую элиту княжества.
Неудивительно, что после турецкой аннексии Крыма, свидетельства об адыгах в землях бывшего государства Феодоро исчезают. Большинство из воинов, скорее всего, погибло, обороняя горные крепости и замки. Оставшиеся в живых могли бежать в Зихию. Вполне вероятно, что именно об этих «готских синьорах» и писал в Геную Захария Гвизольфи, надеявшийся заполучить их в качестве союзников для антиосманского выступления.
Позволим себе сделать некоторые выводы:
1) Во всех источниках (генуэзских, русских) за исключением «Молдаво-немецкой летописи» представители семьи, правившей в Феодоро, называются «греками», что исключает черкесское происхождение правившей здесь династии. Отметим, что и администраторы генуэзских колоний, и русские дьяки располагали информацией о черкесах и просто не могли допускать такие ошибки.
2) Прозвище «черкес» или «черкешенка» могло даваться не только представителям непосредственно черкесских родов, но также аристократам других национальностей, породнившихся с черкесами, как показывает пример Захарии Гвизольфи и Марии Асанины Палеологини Мангупской.
3) Вполне вероятно, что в середине XV века был заключен династический и военно-политический союз правителей Феодоро с князем Кремука Биберди (Георгием Пиуперти?).
4). Следствием этого союза стало привлечение адыгских аристократов с дружинами для охраны замков и крепостей, принадлежавших князьям Феодоро, на правах прониаров или тимариотов – держателей наделов земли, несущих государственную службу. Так, крепость Кыз-куле с окрестными селениями была передана кемиргоевским князьям из рода Болотоковых. Это обусловило высокий статус адыгов в княжестве и вхождение их в военно-политическую элиту Феодоро.
Примечания
(1) П.С. Паллас. Заметки о путешествии в южные наместничества российской империи в 1793 и 1794 годах//Кавказ. Европейские дневники XIII-XVIII веков. – Нальчик, 2007 – с.258.
(2) Впервые «черкесская гипотеза» обоснована в работе: Байер Х.-Ф. История крымских готов как интерпретация Сказания Матфея о городе Феодоро. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001г. – с. 224-226. См. также: Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.217-227.
(3) Vasiliev A. Goths in Crimea. – Cambridge, 1936. - p.281.
(4) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.238.
(5) Vasiliev A. Goths in Crimea. – Cambridge, 1936. - p.223.
(6) Ф. Брун Черноморье. Сборник исследований по исторической географии Южной России. - Одесса, 1879 – т.2 – с.234.
(7) Славяно-молдавские летописи XV-XVI. - М. 1976. – с.50.
(8) Литаврин Г.Г Русь и Византия в XII веке//Вопросы истории. - 1972. - №7. - с.41-43. Vasiliev A. Goths in Crimea. – Cambridge, 1936. – р. 140-145
(9) Рассказ Римско-католического миссионера Доминиканца Юлиана о путешествии в страну приволжских Венгерцев, совершенном перед 1235 г. // Записки Одесского общества истории и древностей. – Одесса, 1863. – T. V – с.999.
(10) Коновалова И.Г. Тмутаракань в XII-XIV вв. (по данным арабских источников)// Контактные зоны в истории Восточной Европы: Перекрестки политических и культурных взаимовлияний. М., 1995. - с. 66-67,
(11) Байер Г.-В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зихии по данным просопографического лексикона времени Палеологов//Византия и средневековый Крым. - Симферополь: Таврия.- 1995. – с. 73-74.
(12) Ф. Брун Черноморье. Сборник исследований по исторической географии Южной России. - Одесса, 1879 – т.1 – с.214.
(13) Ф. Брун Черноморье. Сборник исследований по исторической географии Южной России. - Одесса, 1879 – т.2 – с.234.
(14) Колли Л. П. Хаджи-Гирей хан и его политика по генуэзским источникам //Известия Таврической Ученой Археологической комиссии (ИТУАК). - 1913. - № 50. – с.128-129.
(15) Колли Л.П. Извлечение из сочинения Вильгельма Гейда: «История торговли Востока в средние века (Колонии на северном побережье Чернаго моря. Конец западных колоний севернаго побережья Чернаго моря)»//ИТУАК. - т52. – с 172-174.
(16). Ştefan cel Mare al Moldovei şi Zaccaria Ghizolfi, seniorul din Matrega: câteva note despre relaţiile lor// Analele-Putnei-I-2005-1 – р.1 19.
(17) Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком св.Георгия //ИТУАК. - 1912. - №47. – с.97.
(18) Зевакин Е. С., Пенчко Н. А. Из истории социальных отношений в генуэзских колониях Северного Причерноморья в XV в.//Исторические записки. М., 1940. Т. 7. – с. 128.
(19) Некрасов A.M. Международные отношения и народы Западного Кавказа. Последняя четверть XV - первая половина XVI вв. - М., 1990. - с.42.
(20) Некрасов A.M. Указ. соч. – с.52.
(21) Колли Л.П. Извлечение из сочинения Вильгельма Гейда: «История торговли Востока в средние века (Колонии на северном побережье Чернаго моря. Конец западных колоний севернаго побережья Чернаго моря)»//ИТУАК. - т52. – с. 184-185.
(22) Reste der Germanen am schwarzen Meere - eine ethnologische Untersuchung; Halle [Niemeyer] 1896, - р. 43. Ştefan cel Mare al Moldovei şi Zaccaria Ghizolfi, seniorul din Matrega: câteva note despre relaţiile lor// Analele-Putnei-I-2005-1 – р.116-117..
(23) Мурзакевич Н. История генуэзских поселений в Крыму. - Одесса, 1837. - С.90.
(24) Сборник Императорского Русского исторического общества. - Вып. 41. - СПб., 1884.- с.40-41.
(25) Там же.
(26) Там же. – с.71.
(27) Там же. – с.73.
(28) Там же – с.77.
(29) Там же – с. 114
(30) Олекса Гайворонський. Колонія Ґенуезьких біженців у Кримському Ханаті: http://maidan.org.ua/krym/mai/1171104446.html
(31) Довнар-Запольский М.В. Скарбовая книга метрики Литовской //ИТУАК. - 1898. - №28. – с.38.
(32) Сборник Императорского Русского исторического общества. - Вып. 41. - СПб., 1884.- с.309.
(33) Мыц А. Л. Генуэзская Луста и капитанство Готии // Алушта и Алуштинский регион с древних времен до наших дней. – Киев: «Стилос», 2002. – с. 187.
(34) Барбаро и Контарини о России. - М.: Наука. 1971. – с. 154.
(35) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.226.
(36) Цит по: Фазлуллах ибн Рузбихан Хунджи. Тарих-и алам-ара-йи амини. - Баку. 1987. – с.148-149.
(37) Цит.по: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. - Нальчик. 1974. – с.48.
(38) Кузнецов В. А. Адыгское феодальное владение Кремух // Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: V «Минаевские чтения» по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа. -Ставрополь, 2001. – с.128-130.
(39) Ж. В. Кагазежев. Позднесредневековое адыгское княжество Кемиргой (Кремук) // Вестник Адыгейского государственного университета. - 2011. - Вып. 1. - С. 55-59.
(40) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.226.
(41) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.195.
(42) Чореф М. Я. Адыгские тамги средневекового укрепления Кыз-Куле в Крыму//Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. - в. 1. - Нальчик, 1980.
(43) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.217.
(44) Описание Чёрного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио Дортелли Д'Асколи, префект Каффы, Татарии и проч. 1634 // Записки Одесского общества истории и древностей. - Том XXIV. – 1902. – с.128-129.
(45) Мыц В.Л. Каффа и Феодоро в XV веке: контакты и конфликты. - Симферополь, 2009. – с.217.
(46) Alan Fisher. The Ottoman Crimea in the Sixteenth Century. Harvard Ukrainian Studies. - V/1. – 1981. - pp. 135-170.
Комментарии
Комментарии |
|